Автор: Данил Волохов, 02/08/2019
Фото: © Райан Мюйер, Джули Финли
«Я до сих пор заядлый слушатель!»
Clint Ruin, Frank Want, Foetus, Steroid Maximus, Manorexia, как в «Странной истории доктора Джекилла и мистера Хайда» все эти персоны ведут к одному и тому же человеку, которого мы знаем как Д. Дж. Тёрлуэлл. Вдохновлённый эстетикой панкового движения и экспериментальной музыки, Д. Тёрлуэлл начал свои собственные эксперименты, впечатлившись индастриалом – жанром, к которому сам Тёрлуэлл никогда себя не причислял. Но это «индустриальное» направление в музыке стало таковым частично благодаря его работам.
В последние годы Д. Тёрлуэлл отошёл от эстетики своего раннего творчества и, вместе с этим, сохранил определённое видение, которое характеризует его как художника. На данный момент Д. Тёрлуэлл занят работой над оркестровой музыкой – неизведанная территория, которую он изучал много лет. И вместе с элементами творчества, взгляд и экспериментализм Тёрлуэлла стали ключевыми чертами, которые сделали его одним из самых интересных и аутентичных композиторов нашего времени.
В интервью для журнала Peek-A-Boo Д. Тёрлуэлл рассказал нам о своих экспериментах и личной деятельности, о нюансах оркестровой музыки и методах работы, о ремиксах, Steroid Maximus, Venture Bros и о работе в качестве композитора.
***
В одном из твоих интервью ты рассказывал о раннем творчестве и сказал, что «всегда хотел сделать что-то с музыкой», но мы знаем тебя как художника определённого стиля, подобно таким живописцам, как Ван Гог или Модильяни из-за их выдающейся манеры в работах. Можешь ли ты рассказать, что же помогло тебе сформировать образ той музыки, которую хотелось играть?
Я думаю, когда я впервые начал сочинять музыку – я хотел выпускать пластинки. Будучи невиртуозным исполнителем на инструментах. Я хотел сочинять музыку без группы и без игры на трёх гитарных аккордах и тому подобное. Наверно, поэтому я стал придерживаться немного другой точки зрения. И еще я хотел играть сам на всех инструментах, с которыми в то время, в 80-е, была определённая напряжёнка, как и с техникой. В любом случае, остаётся фактом то, что я совершенно не… натренированный музыкант. У меня были великие амбиции в голове и совершенно небольшие навыки в руках. В конце концов я много раз использовал студийные трюки и саму студию как инструмент. В те времена я читал, что феномен панк-рока в общем давал возможность каждому играть на инструментах, при этом не являясь виртуозным исполнителем. Это давало свободу. А я был тоже поглощён музыкой. Хотя спустя год я перестал восхищаться самим панк-роком, но случилось то, что много людей, которые брали инструменты, пытались и создавали интересные вещи, расширившие музыкальную терминологию, начиная понятием панк-рока. Я, конечно же, был в курсе всего того, что происходило в предыдущие 70 лет, всё, что я слышал… так как я родился в 60-е. Я слышал много разнообразных вещей. Когда я начинал записывать свою музыку, мне хотелось делать нечто такое, что мне хотелось бы услышать самому, и думаю, что в моей голове был конфликт голосов и влияний, которые шли от… С одной стороны, абстрактной музыки, musique concrete (конкретной музыки) и подобных вещей, большей частью от Стивена Степлетона из Nurse with Wound, что подтолкнуло меня к другим многочисленным работам, но я также работал в музыкальном магазине и, так как я впервые открыл это множество, я открыл для себя таких людей, как Стив Райх и Стокхаузен, Джон Кейдж. Мне казалось, что у них присутствовала определённая идея, поэтому я стал читать об этих музыкантах, я читал книги Джона Кейджа и т.д., в то же время, когда жил в Лондоне. Кажется, это был 1980 год. Тогда было столько изумительной музыки. Я выходил из дома и видел вокруг огромное количество музыки. Там также было много независимых лэйблов… которые создавали то же, что и я. Не ради тиражирования, но ради того, чтобы выйти и увидеть This Heat и Throbbing Gristle, Joy Division и Essential Logic. Снова и снова… вся эта великая музыка, которая очень стимулировала. Все эти вещи происходили в одно время. Но у меня было другое, отличное от других видение, и я считал, что ограничения, которыми я был окружён, проектом, технологиями и другими вещами, повлияли на то, какой стала моя музыка. Когда я основал Foetus, мне было 20 лет, и я пытался осознать, что я создаю. И, в сущности, это был эксперимент.
На тебя очень повлияла панковская сцена. И, конечно же, как нам известно, австралийская музыкальная сцена…
Ну, я не совсем думаю, что это был панк. Только вседозволенность, которую оно предоставляло… возможно, там действительно была панк-сцена. Может быть, тогда было сообщество, но по факту, они были свободными. Поэтому тебе не нужно было обучаться игре на инструментах, я начал поверхностно изучать их, когда был ребенком, виолончель и перкуссию, но я не умел читать ноты. До сих пор не умею это делать, когда пишу музыку!
Говоря о периоде твоей жизни в Великобритании — каким образом британская музыкальная сцена отличалась от австралийской?
Я всегда хотел уехать из Австралии, с самого детства, моя мама шотландка, и мы постоянно проводили много времени в Шотландии. Я знал, что был в неправильном месте. Я был в том месте, где сезоны шли задом наперед, Рождество отмечалось летом и… Оно было изолированно с культурной точки зрения, и, как мне кажется, иллюстрировало собой явление «культурного низкопоклонства». Это значит, что место, откуда ты родом, имеет второсортную культуру. Я покинул Австралию, когда мне исполнилось 18 лет, и больше туда не возвращался. Но я имею в виду, что я приезжал в последние несколько лет, а не было меня в течение 32 лет. И я не особо интересовался тем, что происходило в Австралии, до того как появились такие группы как Boys Next Door, большой расцвет творческой части Австралии. Я уехал в 1978 году, и поэтому там есть множество вещей, о которых я не знаю. Я возвращался назад в 2011-2012 годах. Мой отец умирал, и я приехал увидеться с ним. Сейчас я заставляю себя приезжать туда каждый год, потому что там всё ещё живёт моя мама. Не так давно я пришёл к тому, чтобы «простить Австралию» и понял, что в ней существует множество уникальных культурных явлений, которые ты не увидишь где-либо ещё в мире. Здесь есть сильная школа живописи, которая берет своё начало с середины 20 века, и её работы очень уникальны для Австралии. И, возможно, они бы не выросли из чего-либо другого. В них можно увидеть европейские черты, наравне с деталями местной культуры аборигенов и местного пейзажа, его оттенков и других вещей. Там есть очень много самобытности.
Как критик, я считаю твои ранние работы очень тяжёлыми… для меня они наполнены неким давлением и специфичной лирикой. Можешь ли ты сказать, что им способствовали те вещи, которые ты видел — например, Throbbing Gristle, или они были именно тем, что ты чувствовал?
Это действительно то, что я хотел выразить в то время… и по многим причинам… в них присутствовала темнота, которую я хотел изучить, и которая до сих пор, в какой-то степени, очаровывает меня, а я стараюсь изучить её через волнующие темы в лирике. Но мне в то же время нравится смотреть на вещи, которые я хочу объяснить, с противоположных точек зрения. Поэтому я пою разными голосами. Я хотел создать самую грандиозную и впечатляющую музыку, поэтому там была некоторая эпатажность в таких названиях, как «You’ve Got Foetus On Your Breath» («Зародыш в твоём дыхании»), «Scraping Foetus Off The Wheel» («Соскребая зародыша с колеса»). Я почувствовал, что перерос это где-то в 1990-х годах. Я и сейчас иногда концентрируюсь на определенной мрачности в текстах, но думаю, что важность содержится именно в том, что я хочу сказать… Я рад, что я делал то, что делал! Но я не хочу создавать то же самое всю свою жизнь. Имею в виду, что есть очень много вещей, которые я хочу изучить, которые я ещё не трогал. Я считаю, что открыл для себя множество всего за последние 20 лет. Перейдя к написанию музыки для инструментальных ансамблей, струнных квартетов, для фильмов, и работая с оркестрами и т.д… Я хочу продолжить стремиться к большему, например, написание оперы и нечто подобное. Может быть получится ужасно мрачная опера (смеется).
Как Д.Д. Тёрлуэлл из 80-х годов отличается от сегодняшней версии?
Возможно… Сейчас я немного мудрее (смеется). Я думаю, что сейчас я могу намного удачнее проиграть в колонках то, что у меня в голове. Я считаю, что это большой шаг вперёд. Это заняло у меня много времени, чтобы быть в состоянии делать именно так. То, как я пишу, всегда сопровождает мои мысли и затем ведёт к процессу и обдумыванию, как это воспроизвести вовне. Я стал более опытным в этом. Думаю, я стал намного лучше распределять своё время. Стал работать намного усерднее. Намного продуктивнее. Я работаю каждый день. Наверно, я трудоголик. Больше, чем когда-либо. И мне кажется… наверно, я стал концентрироваться на процессе по-другому. Ты не предполагаешь, что будешь разочаровываться в жизни, потому что всё может случиться по разным причинам, но я думаю, все мы сожалели о чём-то, и было бы интересно, если бы я мог вернуться в прошлое и поговорить с Д.Д. Тёрлуэллом из 80-х и дать ему пару советов (смеётся).
Каким бы был главный совет, который ты бы дал себе в этом случае?
Ну… Возможно, это бы было… может быть проявить некоторую скромность (смеётся). И, наверно, не пить так много (смеётся). И… иногда ты вспоминаешь те возможности, которые у тебя были, а ты не воспользовался ими, или возможности, за которые ты бы не взялся сейчас, но обратился к ним тогда. Здесь много чего такого. Но, думаю, периодически стоит посвящать время на пересмотр своих методов.
Не могу не заметить, что текущий период времени более интенсивный, чем 80-е. Конечно, глупо сравнивать эти два периода, но, мне кажется, что сегодня присутствует больше политического прессинга, а интернет показывает новые материалистические идеалы. Что ты чувствуешь сейчас и о чем ты хочешь говорить, как поэт?
Да, я не могу удержаться от обсуждения политики. У меня было несколько лет… но не так, чтобы делать плакаты или создавать политическую платформу. Как бы, ты постоянно говоришь о политической ситуации в течение последних нескольких лет — и ты не можешь не упомянуть об этом. В моей музыке всегда присутствовал определенный настрой, но оглядываясь назад на последний альбом Foetus, который вышел в 2010 году — там тот же самый страх, но из-за совершенно других обстоятельств. Этот страх был там всегда, что вдохновляло мою работу. Да, я продолжаю говорить о тех вещах, но не использую их как свою позицию. Я думаю, люди могут говорить об этом немногим глубже. Но с музыкальной точки зрения, я думаю, что различие между тем, что я делал в 80-е и что я делаю сейчас с таким механизмом, как Foetus, состоит в том, что я пытаюсь вместить всю историю музыки в одну запись Foetus. Между тем, сегодня у меня есть в распоряжении различные пути, чтобы выразить эти вещи. Несмотря на то, что я делаю одну песню, которая разбирает один стиль или другую, которая показывает совершенно другой, в рамках альбома Foetus, сейчас у меня есть целые проекты в одном стиле, и я стараюсь вести их параллельно. И мне это приносит большое удовольствие. Также потому что у меня есть студия, которую я использовал много лет. Я, наконец, сформировал привычку работать каждый день. Это всё во многом идёт от написания музыки для ТВ, потому что тебе необходимо сделать огромное количество работы в короткий период, когда ты берешься за это, но в то же время у меня остаётся меньше времени для работы со своим собственным материалом. Поэтому мне приходится работать еще больше в то время, когда я не занят ТВ-проектами. То есть, я создаю очень много.
Говоря о множестве разных стилей, с которыми ты работаешь… На данный момент у тебя есть много различных проектов, над которыми ты трудишься. Некоторые из них очень интересные, к примеру, струнные квартеты или дирижирование оркестра, но почему ты пришел к ним совсем недавно?
Нуу… Я всегда был композитором. Если ты посмотришь на альбом Limb, который я выпустил несколько лет назад, — это коллекция моих работ 1980-1983 годов и далее… Там есть множество ростков того, чем я занимаюсь сейчас. Я прошел через разные пути, чтобы достичь того места, где я сейчас. Но большую их часть… Я изучал и вводил их в 90-е года, но даже тогда я чувствовал, что мне нужно изменить тактику и сделать нечто трудное для меня, таким образом я начал Steroid Maximus, чтобы создавать кинематографичную инструментальную музыку, и чтобы она не являлась продолжением моего предыдущего творчества. К тому же, я не играл достаточно в живую… Я делал, возможно, 8 туров или около того. Я думаю, в середине 90-х я стал ощущать рамки моей музыки. Тогда я стал отклоняться от неё, и к 2001 году я перестал давать живые выступления с группой. С того времени я стал изучать, как собирать масштабные собрания, подобно Steroid Maximus в исполнении 18 инструментов, который я ставил в Европе и Нью Йорке. Затем я создал камерную версию моего проекта Manorexia. Кажется, с середины 90-х годов всё это постепенно привело меня к необходимости придумывать композиции для музыкантов, что открыло для меня совершенно новый мир. После этого я стал получать предложения написать музыку для струнного квартета… и я начал двигаться больше в этом направлении. Потому что я никогда не занимался этим, и у меня не было методики для сочинения композиций без сидящего рядом аранжировщика. А сейчас я занимаюсь этим, потому что могу писать их на компьютере! Поэтому для меня, иметь возможность работать с классической музыкой, партитурой, что относится немного к устаревшей технологии, — для меня это очень вдохновляюще. Использовать то, что имеет такую богатую историю. Метод, которому сотни лет, но который также обладает неким постоянством. Поразительно, когда ты можешь дать кому-то лист бумаги с нотами, и их можно расшифровать, делая нечто совершенно невозможное.
Можешь ли ты сказать, каким образом те вещи, что ты делаешь вместе с классическими музыкантами, изменили твоё видение своей работы? Пусть даже говоря только о струнных квартетах.
Я обожаю работать со струнными квартетами… Это похоже на звуки двух скрипок, альта и виолончели. Я думаю, что с этими тембрами можно сделать много чего. Ты можешь получить много материала из-за экспрессивности этих инструментов. В них кроется огромная череда эмоций, которые можно передать с помощью струнного квартета. У меня есть два альбома, записанных вместе с ним. Я надеюсь, что смогу выпустить их в ближайшие пять лет или около того. Мне нужно найти средства для этого. Там еще есть и другие инструменты. Я пишу музыку для соло, виолончели, контрабаса. Недавно я работал с Бруклинским струнным оркестром. Там присутствуют 25 музыкантов со струнными инструментами, а я добавил к ним еще две валторны, два тромбона и троих перкуссионистов. Это была одна из самых амбициозных вещей, которые я делал на сегодняшний момент, и которая прекрасно получилась. Я хотел бы продолжить дальше в этом направлении. Мне нравится идея использовать акустические инструменты и инструменты, которые имеют давнюю традицию и представляют моё видение их возможностей.
Кроме сольных работ ты известен как человек, кто работал с большим количеством разных артистов. Ты делал ремиксы для Nine Inch Nails и Pantera, помогал Swans записывать альбом «Cop», стал соавтором множества различных песен. Мне кажется, суммируя весь твой опыт, я могу назвать тебя «аккомпаниатором». Так как большинство людей знают о тебе благодаря ремиксам, а не твоей главной деятельности, можешь ли ты сказать, как все вышеперечисленные вещи отличаются от твоего сольного творчества?
Интересно иметь возможность поучаствовать в процессе воссоздания песни и вкладывать свое собственное видение. Интерес состоит в том, что ты можешь забраться под капюшон песни и увидеть то, что туда ведет. И я всегда заинтригован, когда слышу мультитреки и вижу, как они создают эти песни. Эта сторона моя деятельности была интересной… Я думаю, что прошел через множество ступеней как создатель ремиксов, и какое-то время был ограничен определенной формулой, в конце 90-х, когда я делал много вещей, и у меня очень удачно это получалось. Но тогда я сломал эту формулу, а сейчас мне кажется, что у меня намного больше свободы в том, что я делаю, в создании ремиксов. Но с тех пор, как хоум-студии и компьютеры стали популяризироваться, так я и закончил делать ремиксы. Или если и делал, то получил от них совсем немного денег.
Однажды я брал интервью у Чарли Клозера, и он рассказал мне об особенностях рабочего процесса над саундтреком для фильма. Как будто сценарий является основой для вашей работы над музыкой. Говоря в рамках вашей работы про «Venture Bros.», не мог бы ты объяснить, в чем для тебя заключалось отличие?
Ну, с Venture Bros. режиссер пришел ко мне, потому что он слышал Steriod Maximus, и думал, что получится похожая музыкальная вселенная, в которой находятся герои «The Venture Bros.». Так что появилась возможность не только пойти той же дорогой, как и раньше, но и пойти дальше. Создавать картину сложно. Прежде всего, ты хочешь улучшить работу. Развить то, что тебе дают, и сделать это лучше. Кроме того, я работаю с мультфильмами, и я могу сделать эмоции намного больше, чем если бы я делал шоу в прямом эфире. Имею в виду, что Чарли делал «Saw» – в нем тоже очень много звучания, но я обнаружил, что создаю много музыки для фильма и попадаю в его ритм, нахожу пересечения с самим собой; в этом есть определенные ограничения, которые накладываются на наши взгляды. Потому что вы работаете в рамках параметров, стиля определенного музыкального произведения, эмоций. Я работал с аниматикой для Venture Bros. Она похожа на отредактированную раскадровку, потому что в конце в ней будут присутствовать только грубые звуковые эффекты и диалоги. Я начал с неё. И таймкода. Когда начинается и заканчивается одна часть, и в каком темпе я буду это делать. Или, возможно, там должно быть два темпа… Я обдумываю, где поместить глубокий звук во время диалога. Какие детали мне придется создать. Должен ли я поставить акцент здесь или акцент там, или подождать минуту? Ты выясняешь архитектуру произведения, а потом идешь дальше. Затем у тебя уже есть все подсказки, структура произведения, и ты знаешь, с чего оно начинается. Я думаю, что это очень интересный алгоритм для работы над проектом. Я делал так тысячу раз. И после обнаружил, что он вошел у меня в привычку и работает с моей музыкой. Поэтому, когда я начинаю музыкальное произведение, я задаю себе вопросы: «Хорошо, какой темп? Какая атмосфера? Что это за звуки?» У меня есть определенные критерии, по которым я хочу работать. Я думаю: «Ладно, мне хочется поработать с ударными. Хочется поработать с фортепиано и т.д.» либо «В какое время нужно поставить ключи?», т.е. такие вещи. Я не сижу без дела, просто поигрывая на инструментах. Я уже как будто знаю, что буду делать, когда начну.
Говоря о твоей карьере, я бы сказал, что ты был музыкантом-самодельщиком. Считаешь ли ты, что такой подход утратил свою ценность в наши дни? Потому что каждый день выходят миллиарды релизов, и ты не можешь услышать их все, как это было в 80-х, когда вы выпускали пластинку, а затем Джон Пил играл ее…
Сейчас совсем другое время! Я не думаю, что работа в одиночку потеряла свой смысл. И я считаю, что я все еще «самодельщик», но здесь присутствует новый набор инструментов. И, когда я начинал делать музыку, вы действительно могли слышать все, что выходило. Теперь распространение компьютеров и цифровых аудио рабочих станций демократизировало музыку. А интернет чрезвычайно расширил возможности ее распространения. Но загвоздка в том, как она попадает в ваши уши. Я до сих пор заядлый слушатель… Мне приходится выходить в люди и активно идти вперед, потому что мне необходимо выходить и бывать на множестве концертов. Чтобы узнать о концертах, я должен получать рассылки, быть в группах Facebook и тому подобное. Я постоянно ищу на Bandcamp и что-то нахожу. Многие вещи, которые интересны мне, большинству людей будут не интересны, но в этом и заключается великая ценность интернета, что я могу узнать о сцене, которая существует в Лионе, и получить от этого удовольствие. Даже если они, возможно, будут играть свою музыку только для нескольких сотен человек. Так что же на самом деле нужно? Я не уверен, что мы достигли хорошего уровня, но теперь у вас есть лидеры мнения, у вас есть цензоры… Каждый должен найти свой способ фильтровать информацию, и я не подписан на Spotify… Я знаю, что многие люди открывают вещи через Spotify, но я самостоятельно и активно ищу материал, и это обязанность цензоров показывать людям отличную музыку, которую они никогда не слышали раньше. Так что иди и делай свою работу, Дэн!
R Скульптора 